В горах Забайкалья

Категории статьи: Хариус / Ленок / Рыбацкие истории
Меня обжигали пятидесятиградусные якутские морозы, я плыл на ночном пароме через реку Зея, брал интервью у шахтеров и рыбаков дальневосточного Приморья, ловил рыбу на Енисее и Оби.

Но более всего в душу запала забайкальская тайга, с ее чистыми реками, осенними золотистыми падями, удивительно девственной и уникальной природой.

И сегодня, просматривая старые записные книжки и блокноты, я вновь и вновь испытываю чувство соприкосновения с прекрасным, без чего жизнь, на мой взгляд, становится тусклой и однообразной.

У каждого человека, наверное, есть заветная мечта. Я хотел побывать в местах, где не ступала еще нога человека, окунуться в мир первозданный природы.

Случилось это в одну из поездок по Южному Забайкалью, живописные горы которого издавна сравнивают со Швейцарскими Альпами. Пронзительно чисты утренние зори в тех местах, благословенны и одновременно таинственны вечера в тайге, когда летнее солнце неожиданно проваливается за безлесные горные вершины, которые местные жители называют гольцами. Мысленно я сейчас там, среди безмерного «океана» тайги, среди охотников и рыболовов, среди тех, кто всем сердцем полюбил этот край.

Под крылом старенького АН-2 сразу же серебристым бичом изогнулась река Блудная, вздувшаяся от дождей. То там, то тут виднеются сплавляемые плоты леса, как будто кто-то вытряхнул в реку множество спичечных коробков.

Натужно дрожа и проваливаясь в воздушные ямы, самолет перелетел через Малханский хребет и к концу дня приземлился на Черемховском аэродроме.

Черемхово – небольшое сибирское село на берегу реки Чикой. Всего тридцать-сорок домов. Неподалеку курорт Ямаровский. Осенью и зимой большинство местных мужчин занимаются охотничьим промыслом.

…Чутко притаилась тайга. Не хочет пропускать в свои «кладовые» человека, который продирается сквозь густые заросли ельника, осыпая с ветвей серебристую кухту – снег с хвоей. Но вот раздается заливистый лай собаки. Осторожно подходит охотник. Снимает с плеча винтовку-тозовку, тщательно прицеливается. Сухо гремит выстрел, и с дерева пушистым комочком падает белка.

В тайгу здесь ходят от малого до старого. Разве усидишь дома, когда резвые лайки носятся по первой пороше и громким лаем зовут попытать охотничье счастье. Некоторые промысловики за сезон добывают по нескольку десятков соболей, сотни белок. Приносят домой также шкурки лис, колонков и горностаев, иногда рысей и росомах.

По приезде в Черемхово меня знакомят с местным лестничим. Он должен организовать мне встречу со старожилом этих мест – охотником-промысловиком Шелопугиным.

От Черемхово до его заимки 18 километров пути по узкой тропе, которую когда-то выбили изюбри и лоси, спускаясь с верховьев Даурского хребта в долину Чикоя.


Охота на солонцах

На другой берег реки можно попасть только с помощью перевозчика-лодочника. Раннее прохладное утро. Над водой колышутся остатки ночного тумана. С тяжелыми рюкзаками за спиной мы долго кричим в пространство. Наконец слышатся всплески и лодка причаливает к берегу.

– Привет, Захарыч, – говорит Николай, мой провожатый. – Ты что совсем глухой стал?

– Здравия желаю! А это кто?

– Да вот, к Шелопугину на солонцы идем.

Старик приступает к своим обязанностям, а мой провожатый поясняет:

– Хороший охотник был. Двадцать девять медведей взял, а вот на тридцатом – шатуне – споткнулся. Помял его хозяин тайги, пришлось несколько месяцев в больнице лежать. С тех пор и работает перевозчиком. А зимой сторожем в колхозе.

Ветхая лодчонка уткнулась в противоположный берег, и вот уже, шурша прибрежной галькой, мы направляемся к стене смешанного леса.

Чикой – своенравная горная река. Она то вкрадчиво огибает замшелые скалы, образуя глубокие спокойные плесы, то ревет и мечется на перекатах, как попавший в силки зверь. Эта река, частью протекающая на границе с Монголией, берет свое начало в предгорьях Даурского хребта.

Горы Южного Забайкалья манят своей зеленью, звоном прозрачных речушек и ключей, серебрящихся на дне распадков. Выше – кедровые леса. Густые кроны вечнозеленых кедров почти не пропускают солнечных лучей, поэтому подлеска здесь нет. Только земля, усыпанная опавшей рыжей хвоей, да лишайники на могучих корнях и стволах деревьев.

Венчают самые высокие горы Даурского хребта гольцы, лишенные растительности, покрытые вечным льдом и снегом. На многих из них возвышаются огромные скалы причудливых форм.

Наш путь обрывается внезапно. Тропа круто поворачивает к клокочущей меж камнями речке – небольшому притоку Чикоя, где на поляне стоят несколько избушек, срубленных охотниками.

– Летом здесь живет один Шелопугин, – говорит Николай.– Если дома, сейчас выйдет.

Раздается легкий свист. Однако охотник появился совсем с другой стороны поляны, от речки, с котелком в руке. Следом за ним из ельника выбежала стройная пепельная лайка.

– Федор…Будем знакомы, – таежник смотрит на меня внимательно, глаза с хитринкой. На вид ему лет пятьдесят, но осанка, жилистые руки выдают еще крепкую силу охотника. Мы усаживаемся в тени на длинный обрубок дерева.

Лайка тем временем обнюхала чужих, немного поворчала и миролюбиво улеглась у ног хозяина.

На другой день я едва мог двигаться. Следствие перехода по горной тропе. Это с непривычки. Делаю небольшую разминку – к вечеру нужно быть в форме.

Предстоит, пожалуй, самое интересное.

Цель нашего визита к Шелопугину – охота на солонцах.Он имеет две лицензии на отстрел изюбрей, у которых в это время еще не затвердели рога – панты. Из них изготавливается ценный медицинский препарат пантокрин.

Изюбрь – подвид благородного оленя. Живет небольшими стадами. Взрослые самцы держатся отдельно. Весной у них отрастают ветвистые рога с 10–12 отростками, которые к осени затвердевают и становятся орудием защиты и добычи пищи из под снега.

– Если бы вы знали, какой это осторожный зверь, рассказывает промысловик. – Охотиться на него нужно с умом. Зимой по снегу, правда, проще. Две–три лайки по насту преследуют его быстро, и зверю ничего не остается, как встать на «отстой» – небольшой выступ скалы, нависший над пропастью. Летом мы обычно охотимся на солонцах. Их здесь неподалеку несколько.

И вот, вытянувшись цепочкой, мы идем к месту охоты. Под ногами хлюпает болото с безжизненно торчащими в разные стороны высохшими деревьями. В воздухе вьется мошкара, где-то протяжно и жалобно кричит желна.

– Стоп. Теперь ни шагу вперед, – предупреждает охотник. – Видите небольшие углубления в земле, покрытые белым налетом соли? Вот вам и солонцы.
Мы забираемся в нечто похожее на шалаш и устраиваемся поудобнее.

Огромное красное солнце опускается за кромку леса. На далеком расстоянии слышны все звуки и шорохи. Тайга оживает. Медленно тянется время сумерек. Постепенно деревья принимают расплывчатую форму, на небе зажигаются мириады звезд.

Проходит еще несколько часов. Руки и ноги занемели без движения, тело налилось тяжестью… Но вот где-то слева от нас в настороженной тишине раздается легкий хруст сломанной ветки. И снова ни звука.

Изюбрь появился неожиданно. Он бесшумно вырос на поляне, как изваяние. На наше счастье, в это время из-за гор показался бледный обломок луны. То, что мы увидели, невозможно передать словами. Олень стоял гордо, независимо и свободно подняв ветвистую голову к звездам, чутко прислушиваясь.

Прошло несколько минут, но выстрела не последовало. Насытившись соленой почвой, зверь не спеша покинул поляну. Больше ждать не имело смысла. Наступало утро.
Уже на обратном пути охотник сказал просто и, как мне показалось, без всякого сожаления:

– Изюбрь, да не тот… Слишком молодой. Пусть еще поживет, даст потомство… А панты у него были что надо.


Вверх по Чикою

У Кешки своя моторка. Он охотно согласился доставить нас вверх по Чикою, до устья горной речки Ясутай. После обеда мы укладываем в лодку все необходимое и отправляемся в путь.

Время от времени проплываем глухие таежные распадки, на дне которых серебрятся речушки, питающие Чикой прозрачной студеной водой. Ясутай – одна из таких речек. До нее несколько часов ходу на моторной лодке. Однако на полпути пришлось пристать к берегу – забарахлил мотор. Покопавшись в нем, Иннокентий заверил, что к утру будет полный порядок, а пока надо устраиваться на ночлег.

Ночью, то ли во сне, то ли наяву, мне слышались мерный шум переката и тяжелые всплески крупной рыбы.

Утром Кешка благополучно доставил нас до места.

– Ну, а дальше, как в присказке, – сказал он, – закон – тайга, прокурор – медведь.

Пожелав нам удачи и пообещав железно вернуться через десять дней, Кешка круто развернул моторку и лихо умчался вниз по течению.

Палатку мы поставили на безлесном пятачке, шагах в пятидесяти от места впадения Ясутая в Чикой. Приведя в порядок ружья и управившись по хозяйству, настраиваю спиннинг.

…Белоснежные хлопья пены вздрагивают у берега, плавно кружа по глубокому плесу. Низко над водой склонились раскидистые ивы. С противоположной стороны реку подпирают живописные скалы, напоминающие замки времен крестоносцев.

Серебристая колеблющаяся блесна раз за разом курсирует в полводы, но безуспешно. Ничего не дали ни проводка почти у самого дна, ни замена блесны. Перед этим шли дожди и речная вода помутнела.

– Пока в Чикое не просветлеет вода, блеснить бесполезно, – говорит Николай. – Может, попробуем на червя?

Он принес коробку с червями, а я снял блесну и прикрепил к вертлюжку поводок из прочной лески с крупным кованым крючком и кисточкой червей на нем. Грузило поставил 30-граммовое, с учетом силы течения. Тяжелое, оно быстро увлекло насадку ко дну. Я почувствовал, как мощное течение реки потащило насадку по каменистому дну в струю, завивающуюся воронками. Глубина здесь была не менее четырех метров.

Подтягивая слегка на себя снасть, я ощутил такой рывок, что чуть не выронил удилище. Короткая борьба – и на берег вытащен ленок килограмма на полтора. Через полчаса из ведра торчало пять одинаковых хвостов. Рыба хватала жадно и сама засекалась. Николай вечером сожалел, что отправился искать выводки рябчиков вместо того, чтобы ловить эту прекрасную рыбу.

Крупный ленок хитер, упрям и при вываживании без боя не сдается. Один такой поединок мне запомнился особенно. Встав по удобнее у самого уреза воды, посылаю блесну туда, где сходятся два мощных речных потока, образуя глубокую воронку. Даю приманке опуститься на нужную глубину и медленно веду ее вдоль топляка. Вот она уже показалась. Но что это? За ней, буквально в полуметре, как тень, крадется крупный хищник. Ленок!.. Вслед за блесной он вылетает на отмель, шумно разворачивается и… не спеша уходит в глубину. Меня он, конечно, обнаружил.

«Жаль, – отмечаю про себя. Теперь этот хитрюга вряд ли соблазнится железкой.» Однако после нескольких забросов ленок в точности повторяет свой маневр. Это уже похоже на издевательство! А может, он сыт? Или не нравится блесна? На всякий случай привязываю узкую блесенку из латуни. Во время проводки она идет едва уловимыми толчками. Возможно, это вызовет хватку?

Делаю заброс и медленно начинаю подмотку. Сейчас будет топляк… Чувствую легкий толчок, а затем повисшую живую тяжесть… Взял!

Ленок стремительно сматывает почти половину лески с катушки. Осторожно притормаживаю и снова начинаю подмотку. Рыба ходит кругами, бросается то вверх, то вниз по течению. Несколько раз ленок выходит на поверхность и, круто развернувшись мощно бьет хвостом по натянутой, как струна, леске. Я едва успеваю ее ослабить. Наконец вытаскиваю на берег тяжелую, упирающуюся рыбину… По скромным прикидкам, в ленке было не менее пяти килограммов.


Таежные хариусы

Николай хлопочет у костра, а я налаживаю снасти. Завтра нам предстоит поход в верховье горной речки, которую в некоторых местах можно запросто перешагнуть и в которой, по словам Кешки, немерено хариуса. Рыба эта осторожная, резвая и живет исключительно в чистой воде. Чем холоднее горная вода, тем лучше себя чувствует в ней этот неугомонный охотник за насекомыми. Лучший клев его бывает в росные прохладные утра, пока не поднимется высоко солнце. Места для стоянок хариус выбирает на относительном тиховодье под перекатами, где в ровной струе ему удобно высматривать проплывающий корм. Перехитрить жирующего хариуса не так-то просто. Он может охотно принять в дар подброшенного вами кузнечика, а мгновение спустя проигнорировать точно такого же, но уже насаженного на крючок. Малейшее подозрение – и хариус исчезает в укрытии. Но и удовольствие получаешь от поимки такой рыбы ни с чем не сравнимое.

… Утром, едва рассвело, отправляемся в путь. Узкая тропинка приводит нас в старый кедровник. Идем среди нетронутых брусничников и каменистых россыпей, на которых изобилие черной смородины и малины. Ягоды сочные, спелые. Запахом их напоен таежный воздух.

Мы идем уже несколько часов. Кедровник давно кончился. Внезапно тропа круто поворачивает к залитой солнцем узкой пади. В низине ее, среди зарослей ивняка и рододендрона, поблескивают зеркальца воды. Это и есть та самая хариусовая речушка, о которой нам рассказывал Кешка. Русло ее то сужается до метра, то расширяется в чистые и глубокие заводи. Привал устроили на берегу под старой лиственницей с обломанной вершиной. Разбитое грозой дерево будет нашим ориентиром: здесь мы встретимся в конце рыбалки. А сейчас Николай, расчехлив свою трехколенку, направляется вниз по реке, а мне предстоит попытать счастья в верхней ее части.

Осторожно, чтобы не спугнуть рыбу, подхожу к тихому бочажку, в котором кружатся клочья пены. Глубина чуть больше метра, дно хорошо просматривается – никаких прзнаков присутствия рыбы. Опускаю наживленного на крючок кузнечика, его тут же подхватывает течение. Вот он уже совершает «круг почета», задевая за концы свесившейся в воду травы. Легкий всплеск – и насадка исчезает. После короткой подсечки удилище сгибается в дугу. Пройдя метров триста вверх по речке, я поймал около десятка довольно крупных хариусов (у меня предрассудок – во время ловли я никогда не пересчитываю количество пойманных рыб).

Были и пустые поклевки, когда я опаздывал с подсечкой и рыба избавлялась от приманки. Хариус, почуявший неладное, второй раз, как правило, не берет. Поэтому после каждой неудачи я сразу же менял место.

Так я дошел до одного из маленьких притоков речки. Он был узок, глубиной до метра и почти весь затянут сверху буйно разросшейся травой. В прогал шириной всего в несколько сантиметров я и пустил голенастого кузнечика на разведку. Течение подхватило его и понесло. Метр… другой… третий. Я уже потерял своего «разведчика» из виду, а вместе с ним и надежду на успех, когда послышался характерный всплеск. Тем же путем отправляю верховую искусственную мушку. Всплеск, подсечка – и через несколько секунд килограммовый хариус тяжело ворочается в траве. Упругое и холодное тело покрыто крепкой чешуей, усеяно многочисленными черными пятнышками. Я беру хариуса в руки, и его острый запах смешивается с ароматом таежного разнотравья. Может, это и есть рыбацкое счастье?!


Встреча с лесоустроителями

На выходе небольшой горной речки временно обосновался отряд инженера-таксатора Евсюнина из Рязанской лесоустроительной экспедиции. На стоянке разбито всего три палатки. Живут в них семь человек.

Рабочий день лесоустроителей начинается рано. Разбившись на группы по два–три человека, каждое утро на рассвете они уходят в горы. Изучение структуры лесных массивов по предварительно заготовленным аэрофотоснимкам – важное и нужное для государства дело. Данные таксации (определение пород леса, запаса древесины, возраста деревьев и т.п.) позволяют более рационально использовать в хозяйстве зеленое богатство.

Александр Сергеевич Евсюнин покорил меня с первого дня знакомства своей добротой и открытостью. В экспедиции он работает давно.

– В Рязани я только прописан, – шутит он. – А живу то в Якутии, то на Камчатке, то черт знает где. Теперь вот в Забайкалье. Жена тоже таксатор нашей экспедиции.
На этот раз работает в другом отряде. Они сейчас находятся километрах в семидесяти отсюда. Близко, а попробуй доберись без вертолета. Места здесь совсем необжитые, есть такие, где еще не ступала нога человека.

Он немного помолчал. Потом, как бы спохватившись, сказал:

– Да, кстати. Если хотите, можете завтра составить мне компанию. Мы поднимемся к гольцам, и я покажу вам скалы, на которых растут эдельвейсы.

…Путь в горы труден. Некоторые участки приходится преодолевать почти по-альпинистски. Восхождение осложняется еще и тем, что склоны густо покрыты зарослями рододендрона. Через каждые 15–20 минут останавливаемся, чтобы перевести дух. В это время Александр Сергеевич, развернув планшет, делает свои пометки на карте и фотоснимках.

– Пока мы только изучаем этот край. – Но уже сейчас ясно, что здесь имеются богатые водные ресурсы, немало полезных ископаемых, в том числе золота и цветных металлов. Ну и, конечно, превосходная древесина. Посмотрите на эти корабельные сосны, ели и кедры.

Преодолев очередное препятствие, входим в старый кедровник. Могучие стволы, обросшие лишайником, высоко в небо взметнули раскидистые густые кроны. То там, то тут среди ветвей виднеются кедровые шишки. Но орех еще неспелый, лакомиться им рано.

Здесь даже днем сумрачно и прохладно. Кажется, что попали в волшебный мир сказки. Но ничего сверхъестественного не происходит. В этом лесу, как и повсюду, своя жизнь. Громко цокая, вверх по стволам стремительно взлетают белки, тонко посвистывают рябчики, бесшумно поднимаются с насиженных мест совы и филины. «Ку-гу, ку-гу» – далеко разносится по тайге.

Мы поднимаемся вверх уже несколько часов. С каждой сотней метров дыхание становится все более учащенным. Сказывается высота. Последние усилия, и делаем привал на мшистом выступе огромной скалы с гротами и нишами, напоминающей старинный графский замок. Совсем рядом белеют снежные вершины Даурского хребта. Там, наверное, всегда дуют холодные ветры. А здесь тихо и спокойно. Прямо перед нами целое семейство цветов, похожих на белые звезды.

– Слышите, они поют, – как-то загадочно говорит Евсюнин.

С недоумением смотрю на него. Потом догадываюсь. Это он об эдельвейсах. Вот чудак. «Поющие» эдельвейсы… Надо ж такое придумать!

И я начинаю понимать этого человека, его жизнь, полную романтики и красоты. Человека, чья душа чиста и открыта всем ветрам, как эти прекрасные горные цветы…


Литературный конкурс журнала "Охотничий двор"
Автор: Казанцев Владимир,
г. Москва


Ловля хариуса
На реках Забайкалья
Открыт сезон ловли тайменя на "мышь"
Король половинки
Когда хариус теряет голову